Спорт экспресс по пятницам

Вальдемарас нашу осведомленность поощрил. Уточнив, что «Сабонис» всегда был «Сабонисом». А вот маленькая бутылочка прежде звалась «Масальскис». Был такой игрок в «Жальгирисе».
Баскетбольная легенда прошлого века работает нынче в Люберцах. Ему везде хорошо — и в родном Каунасе, и здесь, в Подмосковье, и в Малаге, где дожидается семья.
* * *
— Давайте начнем с «Триумфа». Одного нашего футбольного тренера спросили: «Что с вашим приходом изменилось в клубе?» Тот ответил: «Клуб стал более открытым…»
— Хотите спросить — что с моим приходом изменилось в «Триумфе»? Наверное, стало больше демократии. Больше свободы молодым.
— Им нужна демократия?
— Ребятам надо поверить, что работают по собственному желанию. Никто их не заставляет. Кайф от работы — это очень важно. Прежде у «Триумфа» были большие задачи, но после кризиса кое-что изменилось. Сейчас главная цель — работать с молодыми. Решили: опираемся на них. Молодой игрок — он как дерево. Чуть-чуть воды дали — подрос. Но сколько бы ни лил, быстрее не вырастет. Надо ждать. Мы играем сегодня юниорской командой.
— Много для вас странного в российском баскетболе?
— Странно, что все команды хотят быть чемпионами. Это как если бы я вышел биться с Кличко. Хочу его побить, но мастерства-то нет. Надо понимать.
— Бог с ним, с Кличко. Федора Лихолитова вам не хотелось поколотить?
— Понимаю, к чему клоните — мы с Федором поссорились в УНИКСе прямо во время матча. Лихолитов вскоре с клубом расстался. Но я об этом уже забыл. Пусть играет, и все у него будет хорошо.
— Парень не соображал, на кого повысил голос?
— Рабочий момент. На площадке не все себя контролируют.
— Даже вы. Например, в ноябрьском матче со «Спартаком» сами себе залепили рот скотчем.
— В знак протеста! Судьи подходят: «Ты много возникаешь, получишь технический». Но я же не просто так возникаю, да? Я столько лет отыграл в баскетбол и знаю, был фол на самом деле или нет. Периодически это комментирую. Судьям не нравится. А тогда всему залу показал: смотрите, мой рот заклеен. Иногда надо что-то изменить на площадке — и ты устраиваешь спектакль. Специально получаешь технический! Заводятся и болельщики, и твои игроки…
— Это была домашняя заготовка?
— Спонтанно. Один раз мне сказали: «Замолчи!», второй раз: «Сядь!» Я не выдержал и схватил скотч. Судьи, к счастью, не увидели — а то сразу влепили бы мне фол.
— И сколько вы простояли с заклеенным ртом?
— Секунд пятнадцать.
— Как Лев Лещенко, почетный президент «Триумфа», отреагировал?
— Понятия не имею. Хотя он часто заходит в раздевалку, общается с ребятами. Бывает и на тренировках. Он понимает баскетбол. Невероятно страстный болельщик. Как-нибудь посмотрите, какой Лещенко на трибуне. Поразитесь.
— Хоть один тренер на вашей памяти мог себе заклеить рот?
— Я, ребята, и не такое видел. Некоторые тренеры выбегали на площадку, кидались на арбитров. А Бобби Найт схватил стул и врезал игроку по спине. При полном зале. За это его сняли с работы.
— Владас Гарастас, как нам рассказывали, встряхивал «Жальгирис» интересными методами. Мог даже доверить вести игру знакомому журналисту — а сам уйти куда-то.
— Гарастас всегда говорил тихо. А кричал только в те моменты, когда нам не везло. Но тот матч, когда оставил вместо себя корреспондента, был наверняка товарищеский. В официальной игре Гарастас бы и близко никого не подпустил.
— Как и вы?
— Конечно. Вы, кстати, читали мои интервью?
— Старательно.
— Заметили — я никогда не сваливал вину на игроков! Мне очень нравятся мысли Гвардьолы. Он постоянно хвалит игроков. Хочу быть таким же. Моя беда — готов повторять один раз, два, пять. Но если и с десятого игрок не понимает, меня охватывает злость. Бывает, срываюсь на крик.
— Легендарный Владимир Ткаченко вас обвинял через газеты, что губите карьеру его сыну.
— Но больше же не обвиняет. Это полная ерунда. Думаю, обычная игра агентов. Написали, мол, я президенту одного клуба отсоветовал брать Игоря Ткаченко. А у меня с этим президентом вообще никакого контакта нет.
— Потом со старшим Ткаченко общались?
— С тех пор — ни разу. Я сильно рассердился. Человек не знает — и такое говорит. Младшему Ткаченко, наоборот, помогал устроиться в литовскую команду. Он ответил: » год хочу передохнуть, подлечить колено».
— Самая тяжелая отставка в вашей жизни — из московского «Динамо»?
— Это особая история. Мы тяжело работали. На селекцию больших денег не потратили. Но стоило проиграть один матч, как столкнулся с недовольством начальства. Было ясно, к чему все идет, и спокойно сказал: «Если не нравится моя работа — ухожу».
— Это вы сказали Евгению Гомельскому?
— Да. Подписал у него заявление — и вернулся в Пермь.
— Правильно сделали?
— Конечно. Руководитель должен тебя понимать. Если договорился об одном — и тут же начинается другое, лучше расстаться.
— О чем вы договаривались?
— «Результат нужен в конце сезона, и не важно, что будет поначалу». В итоге команда заняла третье место — только меня в «Динамо» уже не было. Чего я тогда не услышал — то слишком много тренируемся, то слишком много бросаем, то еще что-то…
— Братья Гомельские — разные?
— С Евгением прежде никогда не работал. С ним было нелегко. В клубе проблемы на каждом шагу — с видео, телефонами, не было даже своего кабинета! Я напирал: надо решать эти вопросы. Игроки не рвались в «Динамо». Всякий, кто соглашался, выдвигал условие: тридцать процентов контрактной суммы заплатить вперед. У нас не было менеджера, поэтому я и тренировал, и вел переговоры. Голова шла кругом.
* * *
— Ваша баскетбольная школа в Каунасе существует?
— В Клайпеде. В Каунасе школу закрыл — не давали работать нормально. Не хочу вдаваться в подробности. Помощи никакой, сплошные убытки. Я купил там зал — отдал примерно 300 тысяч долларов. Пришлось от всего отказаться.
— Еще и ваш спортивно-развлекательный центр в Каунасе взорвали. Непросто у вас складываются отношения в родном городе.
— Это был сложный период, 1998 год — не у одного меня взрывали. Когда это случилось, обзвонил друзей. Наскоро все починили. Даже стекла вставили своими руками. Новый год прошел идеально — в клубе собралось больше народа, чем мы ожидали. Взрыв прогремел в ночь на 31-е, представляете?
— Видно, не такой уж большой был взрыв.
— Колонну подорвали.
— Полиция кого-то нашла?
— Нет, конечно. У меня даже версий не было, кто мог сделать. Может, хозяева какой-то другой дискотеки? Хотя я ни с кем не ссорился.
— Как узнали?
— Я живу в пятистах метрах от этого здания. Когда раздался взрыв — чуть из постели не вылетел! На улице выбило окна. Что ж, думаю, такое рвануло? Через пять минут позвонил компаньон. Прибегаю — он в панике: «Что делать?» — «Бери швабру, будем чистить…»
— Этот клуб еще существует?
— После дефолта все меньше и меньше людей приходило. Потом закончился срок аренды. Чиновники не позволили продлить. Мы вложили туда около 300 тысяч долларов, все пропало.
— Судиться не стали?
— Мой компаньон, кажется, до сих пор судится.
— У вас же была, по слухам, лучшая бильярдная в Литве.
— Была. Как раз в здании спортивно-развлекательного центра. 14 шикарных столов, итальянский камень. Только вот не знаю, где эти столы сейчас. Хорошо напомнили — надо бы выяснить…
— Получается, прогорели?
— Если б я один раз прогорал! Смешнее всего, когда по пути из Болоньи в Рим купил у каких-то прохиндеев видеокамеру. Потерял 500 долларов. Открыли багажник, показали — нормальная камера. Но почему-то в два раза дешевле, чем в магазине. Ненадолго отвернулся — подменили коробку. В той, которую отдали мне, лежала точно такая же камера, но из пластика.
— Прежде вас называли лучшим бизнесменом среди баскетболистов.
— Да какой я лучший?! Просто был капитаном — не хотел, чтоб ребята светились по магазинам. Собирал за границей деньги, сам ездил и покупал на команду. Везли в Союз мохер и магнитофоны. Все тащили огромные сумки. Для того чтобы таможенники не цеплялись, багаж делили между собой. А на Западе особенно хорошо шли советские фотоаппараты.
— Кому они были нужны?
— Так ведь оптика прекрасная. Обычный фотоаппарат там стоил 500 долларов, наши брали по 100. Еще на икру был спрос.
— Сколько вы тогда зарабатывали в «Жальгирисе»?
— 300 рублей. Но у нас в коммерческом смысле башка варила.
— И у кого из баскетболистов варила лучше всех?
— У Тараканова с Марчюленисом.
— Вас на таможне никогда не вязали?
— В 1980-м не дали вывезти в Италию килограмм икры. Написали письмо в клуб, что занимаюсь контрабандой. Икру отобрали. Полгода был невыездным.
— Вы легко отделались. С Белостенного дважды снимали «заслуженного».
— Я не в курсе, за что. Это было намного раньше. Очень Белостенного жалко, такая тяжелая смерть. Как-то увиделись в Москве. Нас всех собрал Сергей Кущенко на Ходынке перед матчем Евролиги ЦСКА — «Таугрес». И мы поняли: с Белым что-то не то творится, исхудал. Хотя ничего не рассказывал про болезнь: «Все нормально, ресторан в Трире…»
— Сейчас какой-то бизнес есть в вашей жизни?
— Баскетбол. Это моя жизнь, кайф, бизнес, свободное время…
— Решись вы бросить баскетбол и сосредоточиться на бизнесе — зарабатывали бы больше?
— Ну и что? Полагаете, я был бы счастливее?
— Сколько знаете языков?
— Пять. Мне языки легко даются. В Испании мы с Сабасом заговорили недели через две. А спустя пять месяцев нас пригласили на рождественскую телепередачу, вырядили римскими гладиаторами. Болтали уже бойко. Потом я отправился играть в Италию — заговорил и там. Главное, радио почти не выключал. Польский знаю с детства. Русский выучил в сборной СССР, Мышкин с Ереминым натаскали. Всё смеялись надо мною: «Знаешь, что такое переносица?» «Конечно, — отвечаю. — С одного места перенести на другое».
— Думаете на каком?
— С вами разговариваю — думаю на русском. Испанский у меня вовсе не забывается, а вот итальянский надо бы освежить.
— Вам все легко дается. Даже дом в Малаге выстроили по собственным эскизам.
— Только отремонтировал. Сделал пол с отоплением. Я во всех квартирах что-то додумывал. Могу хоть маляром быть, хоть сантехником. От физического труда лучше себя чувствую. Вот жил в Казани пять лет. Чтоб к дому проехать на машине, приходилось расчищать вручную всю улицу. Метров сто. Но мне это было в радость. Как-то поколол семь кубов дров.
— Тоже в Казани?
— Да. Заказал грузовик дров для камина. Когда их у порога свалили, соседи ахнули: «Ты что?» Но я быстренько управился. Сам оттащил в подвал. Дом пропах березовыми чурками. Красота!
— Как люберецкую квартиру оформили?
— Там было очень аккуратно, но не хватало уюта. Какого-то столика, комода, телевизора, картин. Все купил. Теперь ощущение, что живу в этой квартире лет десять.
— Кто-то из баскетболистов вашего времени за границей приобрел картину, повесил в гостинице — а уезжая, забыл снять. Это были не вы?
— Нет. Кажется, Коля Дерюгин. Я однажды купил штук тридцать пластинок. В аэропорту поставил, чтоб поздороваться — и все, забыл про них. Кому-то достались. Pink Floyd, Boney M, АС /D С …
— Какую музыку ставите в раздевалке «Триумфа»?
— Ставлю, к сожалению, не я. Ребята гоняют свою попсу. Я русскую музыку люблю. Но в машине у меня сейчас стоит литовский диск.
— Правда, что у вас постоянно болит нога?
— Правда.
— Последствия какой травмы?
— Чемпионат Европы-95. После нее так толком и не вернулся в большой баскетбол. Хотя три года считался играющим тренером.
— Вы 16 лет живете с болью?
— Хрящ в колене — боль терпимая, это не зуб и не голова. Помню, отыграли чемпионат Европы, заняли второе место. Колено уже ныло, но никому слова не говорил. На обратном пути в самолете раздуло, как дыню. Но вроде отпустило — и я вместо больницы поехал на просмотр в Турцию. Тренер говорит: «Какой-то у тебя бег странноватый…» Прошло десять дней — я перед турками извинился: «Надеялся, что переборю боль. Не получается».
* * *
— Вы же всего добились тяжелейшим трудом. Вместе с женой посреди ночи отправлялись в зал — она передавала вам мяч, а вы отрабатывали бросок. Став тренером, встречали игрока, который столько бы работал?
— В «Триумфе» есть такой — Егор Вяльцев. Болит, не болит — пашет. А жена моя — умница. Вставала и шла, когда я просил. Дочки просто дрались за то, чтоб подавать мне мячи.
— Если узнаете, что ваш игрок всю ночь с женой в зале отрабатывал броски — что скажете ему наутро?
— «Ты молодец, но одного раза не хватит». Я пришел в баскетбол в 14 лет, не умея ничего. Бывают люди вроде Карелина — им качаться не надо, природа все подарила. Чуть-чуть помоги природе — станешь суперменом. У меня такого не было. Однако уже в 1979-м в составе сборной СССР стал чемпионом Европы. В 20 лет.
— Вы человек увлекающийся. Впервые поучаствовав в автогонках, взяли первый приз.
— Это в Испании было ралли города. На презентации машин организаторы устроили шоу — слалом на автомобилях. Нужно было проехать между фишками. Нас с Сабасом пригласили как гостей. Он за руль садиться не стал, а я с двумя дочками решился. Почему нет? Я же бешеный насчет машин. Взял BMW. Пристегнул дочек сзади, отъездил первый круг. Организаторы подбегают с круглыми глазами: «У тебя пятое время! Будешь дальше участвовать?»
— Соперники были серьезные?
— Много профессиональных раллистов. Еще один заезд — у меня второй результат. BMW скользит, задний привод. Теряешь время — и перед финалом я пересел на маленькую Lancia. На одну сотую обогнал местную легенду автоспорта. Но с машинами у меня не всегда здорово складывалось.
— То есть?
— Однажды после игры ехал из Марбельи, недалеко от дома сморило за рулем. Знаете, от чего проснулся?
— От удара?
— До этого не дошло. Звук камней на насыпи, шуршали под колесом. Внизу обрыв. Словно меня кто-то за плечо ухватил. Наверное, ангел-хранитель. Еще полтора метра — и все, я покойник. Вырулил обратно, остановился — такой адреналин, что потом полночи не мог заснуть. И в Перми был неприятный случай.
— Снова за рулем?
— Да. Ехал зимой проселочной дорогой, стемнело. Музыку заслушался и не заметил, как разогнался до 90 километров в час. А там лед сплошной. Вдруг вижу — через полсотни метров резкий поворот. Бью по тормозам, но меня продолжает нести. За эти секунды вся жизнь промелькнула перед глазами.
— Обошлось?
— Кое-как повернул, после чего занесло, и уткнулся в кусты. Это лучше, чем овраг, который был впереди. Если б туда улетел — до свидания. С тех пор езжу аккуратно. Хотя раньше обожал скорость. Как-то в Испании так мчался, что две полицейские машины обогнал!
— Представляем, в какую сумму вам это встало.
— Испанским полицейским взятки предлагать бессмысленно, поэтому сказал правду. «Я нажал на газ и такой кайф испытал, что забыл обо всем на свете. Но в этом месте регулярно проезжаю. Если еще раз хоть на километр превышу скорость — сразу двойной штраф выписывайте». Как ни странно, подействовало. Отпустили.
— Когда-то вы и мотоциклы любили.
— В юности. На велосипед с маленькими толстыми колесами поставили движок от мопеда. Я на этом драндулете напоминал Волка из «Ну, погоди!». Зимой по льду рассекал. А когда постарше стал, решил на «Яве» прокатиться. Думал, что все умею, попытался в поворот войти, не сбавляя скорости, и упал. Ничего, слава богу, не сломал, но ободрался сильно. Больше к мотоциклу не подходил.
— Вы и акваланг освоили. Первое погружение помните?
— За это спасибо Кущенко. Во времена «Урал-Грейта» он пригласил нас с Сергеем Беловым в Ниццу, где снимал летом виллу. Кущенко долго уговаривал нырнуть с аквалангом, в красках расписывал, как это чудесно. Инструктора для меня нашел. И я согласился. После нескольких теоретических уроков тот говорит: «Теперь будешь сдавать экзамен, чтобы получить сертификат». Мы опустились в воду метров на двадцать. От страха бросало в дрожь. Особенно, когда инструктор показал жестами: снимай маску. Первая мысль: никогда! На такой глубине — и без кислорода?!
— А инструктор?
— Настаивает. Я скрепя сердце подчинился. Задержал дыхание, думал, секунд на сорок меня точно хватит. Но и пятнадцати не прошло, как инструктор махнул рукой: мол, надевай обратно. Затем он ладонь к подбородку поднес. Что означает жест, я не понял, но на всякий случай вырвал у него шланг с кислородом. Всплываем, и он говорит: «Все отлично, но одну ошибку допустил». «Какую?» — «Я показал, что у меня воздух заканчивается, а ты вместо помощи вырвал шланг и сам дышать начал».
— Что удивительного видели на морском дне?
— В Ницце давным-давно снимали фильм про затонувший город. И на 30-метровой глубине сохранился макет этого города. Фантастическое зрелище. Понравилось нырять с аквалангом и на озере в районе Клайпеды. Очень красивые места. Там когда-то на острове замок стоял. Потом ушел под воду — как и разрушенный мост. Все это можно увидеть, потрогать руками. Полно раков, рыбешек. Был момент, когда я совмещал работу в «Динамо» и сборной Литвы. Обе команды готовились в тех краях. Я разрывался, потому что в день у меня набиралось по четыре, а то и по шесть тренировок. Единственной отдушиной был тихий час. В это время садился в машину, ехал на озеро и плавал с аквалангом. Помогало хоть как-то отвлечься и не сойти с ума от баскетбола.
— А как не сойти с ума, участвуя в матче продолжительностью 24 часа? Причем не один раз — четыре!
— Зато вошел в «Книгу рекордов Гиннесса». Три таких матча состоялись в Испании, один — в Литве. При этом формат менялся: играли двумя командами, три на три или целый турнир организовали. Заявилось на него больше двадцати команд. Проигравшие постепенно отсеивались.
— Сколько времени вы проводили на площадке?
— По полтора часа. И столько же отдыхаешь. Терпимо. Кстати, это была моя идея — организовать такой матч в Литве под открытым небом. Если в Испании играли любители, то мы собрали профессиональных баскетболистов, в том числе из «Жальгириса». В центре Паланги соорудили площадку.
— С погодой угадали?
— Как бы не так! Шел дождь, но мы и не думали сворачиваться. Хотя играть было невыносимо. Деревянные доски намокли, скользко, разгоняешься под кольцо — а остановиться не можешь. Бросаешь мяч на ходу в его сторону и вылетаешь с площадки. Ребятам объяснял: «Это не обычный матч — на максимуме постоянно не побегаешь, экономьте силы». Но один парень из «Жальгириса» с первых же минут завелся. Носился туда-сюда, сверху забивал. Прошло часа четыре — и его увезли в больницу. Переутомился.
— А вы как выдержали?
— Не представляю. Лишь когда матч закончился, понял, что дико устал. Все тело болело. До гостиницы надо было пройти километр. Так это расстояние еле-еле осилил за полтора часа. Шел как робот… Вообще-то к баскетбольным шоу мне не привыкать. Помню, в 80-е наш «Жальгирис» дружил с артистами каунасского драмтеатра. Время от времени играли с ними в баскетбол. Чтоб уравнять шансы, на площадку мы выходили то в ластах, то в боксерских перчатках. Было весело.
* * *
— Самый грязный игрок вашего времени?
— Тут нет равных югославам. Плюнуть, ударить исподтишка — для них это в порядке вещей. Использовали любые провокации.
— Даже такие звезды, как Петрович, Кукоч, Раджа?
— Кроме Кукоча. В 1985-м на чемпионате Европы я не выдержал, подошел к югославской скамейке и сказал Петровичу: «Ты классный баскетболист. Но если не закончишь с грязными приемами — пожалеешь». Тот поутих. А год спустя «Жальгирис» встречался в финале Кубка чемпионов с «Цибоной». Накич потолкался с Крапикасом, на выручку поспешил Сабонис. Югослава он не бил — просто пуганул рукой. Но хитрый Накич рухнул, будто кувалдой огрели. В итоге Сабаса удалили, и финал мы проиграли.
— Как узнали об аварии Петровича?
— В июне 1993-го в Польше проходил квалификационный турнир к чемпионату Европы. Сборные Литвы и Хорватии жили по соседству. С Драженом виделись перед самым отъездом. Он с подругой Кларой на машине поехал в Германию. На следующий день нам рассказали, что Петрович погиб. А Клара выжила.
— И вышла позже замуж за немецкого футболиста Оливера Бирхоффа.
— Правда? Не знал…
— Помните, как на Олимпиаде в Сеуле поили Петровича на допинг-контроле?
— Это сейчас там безалкогольное пиво приносят. Раньше давали нормальное. После матча организм обезвожен, поэтому комиссар матча нам говорил: «Набирайте пива сколько угодно — только не затягивайте со сдачей анализа». Мы-то с Сабасом быстро отстрелялись, а Петрович — никак. Вот и накачали пивом так, что пришлось его из комнаты под руки вытягивать. Разве с Сабасом кто-то сможет потягаться?
— А вас хоть раз выносили — как Петровича?
— Нет. Удар держать умею. Сколько бы ни выпил — с ног не падаю. Был эпизод на универсиаде в Палермо в 1997-м. Я уже тренировал литовскую сборную, ее костяк составляли игроки моей команды «Олимпас» из Плунге. Ребятам полностью доверял. Но выяснилось, что накануне решающего матча они загуляли. Мы продули и потеряли шансы на медали. Расстроился ужасно. Выпил с друзьями водки, потом поднялись на крышу отеля. Перелез через перила и ходил по краю — демонстрируя, как хорошо себя чувствую.
— Какой был этаж?
— Шестой или седьмой. Никакого страха не испытывал. Так я к чему рассказываю?
— К чему?
— Ноги у меня крепкие — в любом состоянии могу идти. Хотя возвращение в номер, честно говоря, далось уже с трудом. Брел по этажу, опирался об стены, — и мне казалось, что они двигаются.
— Легенды ходят, как баскетбольная сборная отмечала победу в олимпийском Сеуле. Из команды на церемонии закрытия Игр спустя два дня появился один Тараканов. А вот где были вы, например?
— Не помню. Там все было как в тумане. Сплошная эйфория. В память врезалось почему-то другое — Сабас костюмы в магазине заказал. И вот шли мы по Сеулу вдвоем абсолютно счастливые, на шее — золотые медали. А корейцы подходили и предлагали их купить. Мы хохотали: «50 тысяч долларов — медаль ваша». Долго плутали, пока отыскали этот магазин. Еще запомнилось, как на следующей Олимпиаде в Барселоне праздновали бронзу — первую в истории сборной Литвы.
— Да уж, Елена Баранова нам в интервью вспоминала, как Сабонис тогда в Олимпийской деревне огромную бутылку водки разбил.
— Водка — мелочь.
— Еще что-нибудь разбили?
— Больше ничего. Но в номерах устроили салют. Из бутылочек с протеином. В комнатах было белым-бело. Впрочем, на фоне кубинцев — мы ангелы.
— А что кубинцы?
— В день отъезда из Олимпийской деревни вынесли все, что можно — вентиляторы, телефоны, настольные лампы…
* * *
— Что Александра Яковлевича Гомельского могло вывести из себя?
— То ли Йовайша, то ли кто-то из литовцев однажды обратился к нему: «Тренер, скажите…» Гомельский взорвался: «Я вам дам «тренер»! Что за дела?» Не понравилось, что назвали его на западный манер. А мы-то в Литве привыкли обходиться без отчеств. Гарастаса называли по имени — Владас или «тренер».
В конце 70-х меня впервые взяли в сборную на матчи в Америку. Одним из наших соперников была университетская команда из Мичигана. Гомельский указал на темненького парня: «Закрой вот этого». А он как начал меня возить! За две минуты я получил три фола. Гомельский тут же убрал с площадки, напихал: «Совсем защищаться не умеешь». Кто же знал, что это был Мэджик Джонсон… Гомельский был очень требовательный. Доставалось от него даже в юбилейном матче ветеранов, в котором он руководил нашей командой. Стоило пару раз ошибиться, как начал мне эмоционально выговаривать. Я рассмеялся: «Александр Яковлевич, может, хоть сегодня будете спокойнее реагировать? Мы уже сами тренеры…»
— Игроки обманывали Гомельского?
— Была история на турнире в Болгарии, когда едва не погорели. Гомельский куда-то уехал, вернуться должен был не скоро. Вся команда собралась в баре. Сидели, выпивали. Вдруг в полпервого ночи углядели его в дверях. Бутылки и бокалы мгновенно попрятали за спину и под стол. Делаем вид, что беседуем. Заходит Гомельский: «Что расселись? Спать пора. А ну по номерам». Пауза. Никто не двигается. Как уйти, если за спиной спиртное?
— Что придумали?
— Кто-то один встал, отвлек Гомельского вопросом и увел в сторону. Тот как будто ничего не заметил. Но после зашел в комнату, где жил я с Куртинайтисом, и хорошенько нам вставил. Считал, что мы главные заводилы. Но мне в таких вопросах ближе мнение Гарастаса. Правильно он говорил: «Если можешь совмещать гулянки и работу — ради бога. Нет — пей молоко».
— Что за насекомое укусило вас на чемпионате мира-82 в Колумбии за два дня до финала?
— То ли комар, то ли паук. Произошло это на лужайке перед отелем, где играли в гольф. Поначалу не обратил внимания на боль в ноге. Но на следующий день покраснела и распухла. Мы договорились поехать на ранчо к одному литовцу, который жил в Колумбии. Он, к счастью, оказался врачом. Осмотрел ногу: «Похоже на заражение». Рванул с нами в гостиницу, где вколол антибиотик. О том, чтоб играть в финале с американцами, не было и речи. Хотя Гомельскому сказал: «Если кто-то получит фолы и будет очень нужно — выйду». Но справились и без меня. Я уже не то что бегать — ходить не мог. И после матча Мышкин на плечах отнес меня в раздевалку.
— Был у вас шанс попасть в НБА?
— В 1986-м сборная отправилась на матчи в Америку без Сабаса, Курта и меня. Мы с «Жальгирисом» играли в Турции в еврокубках. Сборная уступила два матча, что воспринято было как ЧП. А мы с «Жальгирисом» победили и 1 ноября прилетели в Москву. У меня великолепное настроение — в этот день родилась дочь. Только и мысли о семье. Но в аэропорту встретил человек из Спорткомитета и вручил билет в США: «Ты обязан срочно присоединиться к сборной». Деваться некуда — полетел. В оставшихся матчах набирал много очков, все получалось. В американской газете помню заголовок: «Кто остановит русский паровоз?» — и моя фотография. Так вот, под конец турне в наш отель приехали представители «Хьюстона», предложили контракт.
— Что ответили?
— «Большое спасибо. Остаться в Америке не могу. Дома родители, дети, жена…» Через пару лет началась перестройка, открылись границы. Но было поздно.
— Верили, что у Сабониса, измученного травмами и операциями, получится в НБА?
— Я вам отвечу словами самого Сабаса, который однажды сказал: «Если б знал, что в НБА играть так легко — уехал бы раньше». В Европе приходилось гораздо тяжелее.
— У кого-то из «Жальгириса» 80-х судьба сложилась трагично?
— Помните Чивилиса? Отличный был игрок. Умер в 41 год. Он всегда держался особняком. Очень любил пиво, много курил. Даже когда играл, день у Чивилиса начинался так: глоток пивка, сигарета — и лишь после этого открывал глаза. Последний раз виделись, когда Сабас собрал всю команду. Пошли поиграть. Чивилис вышел на площадку, мы смотрим: заторможенный, никакой координации. Бросаешь мяч, он уже мимо пролетел, а Чивилис только пытается его поймать. Но мы и представить не могли, что дела его так плохи. Оказалось, у него целый букет — цирроз, туберкулез. Сгорел моментально.
— Остальные игроки вашего «Жальгириса» при деле?
— Бразис, Куртинайтис, Крапикас — тренеры. Сабас — президент «Жальгириса». Лекараускас уехал с семьей в Америку, работает с детьми. Йовайша — помощник мэра в родном Аникщяе.
— Кстати, вас в политику звали?
— Да. Но мне это неинтересно.
— Удивитесь, если Сабонис когда-нибудь станет тренером?
— Он в шутку говорит: «Уже надоело бездельничать. Возьми к себе помощником». Но мне кажется, Сабонис — идеальная кандидатура для президента баскетбольной федерации Литвы. Тем более что нынешний руководитель — Гарастас — на третий срок баллотироваться не собирается. Летом после чемпионата Европы он уходит.
— Выглядите вы счастливым человеком.
— Я самый счастливый человек на свете! У меня три дочки. А самое главное — живы родители. Папе — 81, маме — 77. Каждый день я молюсь за их здоровье.