Абдул джаббар Карим

Легенда баскетбола, принявший Ислам

Карим Абдул-Джаббар – один из самых знаменитых баскетболистов мира. Считается одним из лучших игроков в истории баскетбола. Карим Абдул-Джаббар, он же Лью Алсиндор, заполнил многие страницы в книге рекордов.

Признанный как величайший баскетболист всех времен, шестикратный чемпион Национальной баскетбольной ассоциации (НБА), Карим Абдул-Джаббар также является одним из наиболее заметных мусульман в американской общественной жизни.

Знаменитый баскетболист родился в Гарлеме и получил имя Фердинанд Льюис Алькиндор. Изначально Фердинанд играл за Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе перед входом в НБА с Милуоки Бакс в 1969 году.

Позже Фердинанд стал игроком Лос-Анджелес Лейкерс. Во время учебы в университете его игра была мастерской, а трюк «бросок сверху», в котором он преуспел, был официально запрещен в межвузовском спорте.

В результате, Фердинанд разработал трюк, благодаря которому он стал самым известным баскетболистом, который он назвал «небесный крюк». Именно этот бросок привел его к вершинам спортивной славы и не скоро найдется человек, который превзойдет эти рекорды.

Когда Милуоки выиграл титул НБА в 1970-71, Фердинанд, который к тому времени уже стал Каримом Абдул-Джаббаром, был королем баскетбола.

Баскетболист впервые узнал об исламе у Хаммаса Абдул Халиса, бывшего джаз-барабанщика и последователя ханафитского мазхаба в Вашингтоне, округ Колумбия.

Именно его первый учитель дал ему имя Абдул Карим, затем изменил его на Карим Абдул-Джаббар, что буквально означает «благородный, слуга Всевышнего».

Принятие баскетболистом ислама стало неожиданным для многих его почитателей, а журналисты, не зная, как воспринимать эту его перемену в жизни, начали просто называть его революционером.

Вскоре, однако, он решил усовершенствовать знания, полученные от Абдул Халиса, своим собственным изучением Корана, ради которого он выучил основы арабского языка.

В 1973 году он отправился в Ливию и Саудовскую Аравию, чтобы лучше изучить язык и узнать об Исламе в «оригинальных» условиях. Абдул-Джаббар не был заинтересован в публичном заявления о своем Исламе, в отличие от Мухаммеда Али, который сделал заявление в связи с несогласием с войной во Вьетнаме. Карим пожелал идентифицировать себя без шума, как афроамериканец, который стал мусульманином.

Будучи последователем ханафитского мазхаба, Карим Абдул-Джаббар подтверждает свою идентичность как мусульманин-суннит. Он твердо верит в Всевышнего и что Мухаммад его пророк, а Коран является последним откровением.

В свою очередь, Карим старается следовать исламу настолько, насколько это возможно, будучи профессиональным спортсменом в Америке.

Почему американцы не любят величайшего баскетболиста всех времен, или Один день из жизни Абдул-Джаббара

Корреспондент New York Times провел один день рядом с самым неоднозначным игроком всех времен и народов.

В холодном прилизанном лобби отеля на среднем Манхэттене, одном из тех мест, где не найти удобный стул, 68-летний 218-сантиметровый экс-центровой Карим Абдул-Джаббар сидел на кожаной скамейке, обвив руками выпирающие колени. Это была поза меланхолии, больше подходящая для одиночества ночного пляжа или горной вершины. На костлявой фигуре свободно висели футболка и пара джинсов. Пару месяцев назад он прошел через коронарное шунтирование, но и сейчас смотрелся точно так же, как в последние годы выступления за «Лейкерс» в конце 80-х. Единственный признак пенсионного возраста – седая полоска в «козлиной» бородке.

«Здравствуйте, я репортер «Таймс». И я сегодня буду с вами», – сказал я, протянув руку.

«Ладно», – ответил он. Стало понятно, что рукопожатия не будет. Я устроился рядом с ним. Он не предпринимал попыток начать разговор, так что не стал и я. Мы сидели в тишине.

Абдул-Джаббар был на виду у общественности последние 50 лет и почти все это время служил раздражителем для журналистов, работавших с ним. Чтобы темнокожего атлета признала спортивная пресса, особенно в ранние годы карьеры Абдул-Джаббара, нужно было вести себя скромно, почтительно и всегда быть благодарным белому миру за шанс стать богатым и знаменитым. Абдул-Джаббар, как и многие застенчивые и умные люди, скрывал душевную неуклюжесть за твердой маской собственного превосходства и не подходил под эту роль. Ряд темнокожих спортсменов, которых демонизировали во времена Карима – к примеру, Билл Расселл или Мохаммед Али, – позже получили признание и стали знаменитостями. Но Абдул-Джаббар, несмотря на свои потрясающие достижения, никогда не был любимцем публики.

Встретиться со мной Абдул-Джаббар согласился по случаю выхода своей новой книги, описывающей жизнь Майкрофта Холмса, брата Шерлока, которая выходит в этом месяце. Это первая новелла за авторством экс-баскетболиста и уже его десятая опубликованная книга. Причем творения Абдул-Джаббара выходят за рамки привычного жанра жития спортивных святых, которые засоряют спортивные отделы книжных магазинов. Он написал две крайне откровенных автобиографии о своих игровых днях, исчерпывающий исторический сборник интеллектуальных достижений афроамериканцев, мемуары о взрослении в культурной тени «Гарлемского Ренессанса» и невероятно проработанную историю темнокожего танкового батальона, сражавшегося во Вторую мировую. Но если он и хотел обсудить свою писанину, книги или влияние на общество – да хоть что-нибудь, он этого не показывал. Вместо этого последующие 15 минут он с видом легкого разочарования изучал ногти на руках.

«Сегодня мы отлично проведем время!» – наше взаимное молчание внезапно нарушило появление Деборы Моралес, неугомонного мотора, которая работает менеджером Абдул-Джаббара больше десяти лет. Карим встал, молча подошел к выходу в отель и глянул на тротуар.

Моралес занимается публичными делами Абдул-Джаббара с энтузиазмом, отдающим помешательством, будто он все еще завоевывает перстни с «Лейкерс». Но ее энергия окупается: за последние годы Абдул-Джаббар проявил себя как одаренный обозреватель, отметившись колонками для Times, Esquire и The Huffington Post. При этом он сохранил роль эксперта на ток-шоу, посвященных политике. Перед камерой Абдул-Джаббар превращается в ученого рационалиста, свободно цитирует литературу и преподносит идеи в историческом контексте. О баскетболе и своей карьере он говорит редко, если вообще говорит.

Карим АБДУЛ-ДЖАББАР и Дебора МОРАЛЕС. Фото Facebook.com

Распорядок дня, заботливо составленный Моралес, включал поездку в зоопарк с последующим обедом в «Эмпайр Стэйт Билдинг». Почему Абдул-Джаббар, известный неприязнью к толпе, выбрал эти людные туристические объекты, никто не объяснил.

К 10 утра, когда Абдул-Джаббар спешно перемещался между экспонатами зоопарка, асфальтовые тропинки зоопарка стали заполняться школьниками. Дети глазели на самого высокого человека, которого им доводилось видеть, и один из них прошептал: «Да это же Карим Абдул-Джаббар». Абдул-Джаббар, полный решимости их проигнорировать, двинулся дальше.

Мы повидали в зоопарке и тигров, и горилл, и даже крохотных козлят. Абдул-Джаббар, отстраненно поглядывавший на животных, изредка воспроизводил факты об их брачных привычках или особенностях среды обитания. Например, «у морских львов и волков общий предок». При этом он сильно хлопнул меня, словно человек, предпочитающий все случайные контакты проверять на ощупь.

В игровой зоне зоопарка Абдул-Джаббар по рекомендации Моралес лег на гигантский гамак, чтобы сделать несколько фотографий для своей странички в Facebook. «Посмотри в камеру испуганно», – обратилась Моралес к Кариму. «Но я не боюсь», – отрезал Абдул-Джаббар. Однако через несколько минут уговоров он открыл рот, ухватившись руками за свое лицо, чтобы изобразить страх.

Когда мы подошли к клетке с выдрами, то какой-то человек, стоящий рядом со своим сыном посмотрел на экс-звезду «Лейкерс» и сказал: «Эй, это же самый великий игрок всех времен!» Протянул руку и сказал: «Вау, мужик… Карим».

Карим АБДУЛ-ДЖАББАР часто занимает непримиримую позицию по резонансным событиям. Фото www.salon.com

Абдул-Джаббар засуетился и постарался спешно покинуть территорию, прилегающую к клетке с выдрами. После того как Карим понял, что отец с сыном не собираются уйти с его пути, он кивнул головой в их сторону, развернулся и ушел прочь. В это время Моралес трусцой подбежала к ребенку и подарила ему фотокарточку с Джаббаром, на которой был автограф великого спортсмена. Посмотрев на уходящего вдаль Карима, отец схватил своего сынишку за плечи и быстро пошел к следующей экспозиции с животными.

Как ни измеряй – по командным или по личным достижениям, – Абдул-Джаббар был неоспоримой суперзвездой. Его школьная команда одержала 71 победу подряд, в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса он выиграл три титула чемпиона и три приза лучшему игроку. За 20 лет карьеры в НБА он завоевал столько же кубков, как и Майкл Джордан (по шесть), при этом добыл на одно звание MVP больше (также шесть). Он – лучший снайпер НБА всех времен. И, тем не менее, обсуждения его величия всегда приправлены ноткой раздражения. Будто его господство в лиге – это весьма неплохо, но все-таки недостаточно.

Он неоднократно пытался изложить свою точку зрения в письме. В школьные каникулы он работал в газете и писал о беспорядках 1964 года в Гарлеме. Его литературные амбиции никогда не затухали. В середине 1970-х журналист Гэй Тализ наткнулся на него во время одного из приемов. Карим изъявил желание продолжить карьеру журналиста после завершения баскетбольной карьеры. «Надо признаться, что мне показалось это крайне странным, – рассказал мне об этом случае Тализ. – Создавалось ощущение, что он хочет быть кем угодно еще, только не собой. Маленький человек закован в большое тело. И мечтал он о чем-то меньшем и более скромном. Он, наверное, хотел быть человеком в ложе прессы. Вы никак не ожидаете, что человек, чей каждый мускул является звездой, хочет стать писателем».

Позднее Тализ сопровождал Джаббара в Нью-Йорке. И Карим захотел посетить ресторан Upper East Side, обслуживавший литературную элиту города. «Он хотел пойти в ресторан, чтобы почувствовать себя писателем, – вспоминает Тализ. – Он хотел познакомиться с Уильямом Стайроном и Норманном Мейлером (американские писатели. – Прим. «СЭ»). Опять мне показалось это необычным. И это только подтверждает мою мысль, что он не хотел быть человеком в этом теле».

В 1983 году Абдул-Джаббар издал «Гигантские шаги», первую из двух захватывающих автобиографий. В ней он описал взросление в 50 — 60-е годы в районе Инвуд верхнего Манхэттена. Единственный ребенок игравшего на тромбоне выпускника «Джульярда» (Джульярдская школа – одно из крупнейших американских высших учебных заведений в области искусства и музыки. – Прим. «СЭ»), ставшего полицейским, и стильной женщины из Северной Каролины, которая требовала для своего сына должного образования. В детстве Абдул-Джаббар, которого при рождении звали Фердинанд Льюис Альсиндор-младший, вращался в разношерстной компании детей из семей среднего класса. Его невинный взгляд на жизнь рухнул в седьмом классе. Когда белый парень по имени Джонни предал его, назвав «кроликом из джунглей» и «нигером». «Я просто рассмеялся, – писал Абдул-Джаббар об этом эпизоде. — Иди ты…, бутылка молока! Это единственная белая ассоциация, пришедшая в голову в тот момент».

Карим АБДУЛ-ДЖАББАР и президент США Барак ОБАМА. Фото Facebook.com

Уже в школьные годы Абдул-Джаббара знали в городе как восходящую звезду. О нем писали в спортивных новостях, с ним здоровались в метро. После того как его пригласили чуть ли не во все колледжи страны, Абдул-Джаббар оказался в Калифорнийском университете, где он изучал историю и английский язык. После первого сезона в студентах, когда он набирал 29,5 очка за матча реализуя 67 процентов бросков с игры, лигой были запрещены броски сверху. Данками баловались и другие, но не так часто, как Карим. Так что новую поправку назвали «правилом Альсиндора». «Очевидно, это сделали, чтобы помешать мне доминировать в играх, – написал Абдул-Джаббар в «Гигантских шагах». – Как очевидно и то, что, будь я белым, этого никогда бы не произошло. Данк – это один из любимых элементов зрителей, и единственной причиной запретить его было – потому что белые не могли сделать того же». В том же году он снова выиграл национальный чемпионат.

В 1968-м Абдул-Джаббар отказался ехать на Олимпиаду, не желая представлять страну, которая не обращалась с ним как с равным. Пресса пригвоздила его к позорному столбу. В обширно обсуждавшемся эпизоде передачи «Сегодня» Джо Гараджиола, бейсболист ставший телеведущим, спросил Карима, почему тот не сыграет за свою страну.

«Да, я живу здесь, – заявил Абдул-Джаббар. – Только это не совсем моя страна».

«Что ж, есть только одно решение, – парировал Гараджиола. – Может, стоит переехать».

После этого отношения Абдул-Джаббара только ухудшились.

В 1969 году его выбрал на драфте «Милуоки», где он довел до совершенства свой «небесный крюк» – балетный элемент, включающий взрывной прыжок с одной ноги и последующий бросок мяча в кольцо одной рукой. Также в составе «Оленей» он заработал три из трех наград MVP. Перед матчами Абдул-Джаббар сидел напротив своего шкафчика и читал книги, чтобы избежать общения с прессой (в то время его интересовали книги сэра Артура Конан Дойла про Шерлока Холмса. Он поражался, как Холмс умудрялся запоминать такой объем информации). Джаббар обзавелся дурной славой за то, что оскорблял репортеров, которые, как ему казалось, пытались вывести его на противоречивый ответ.

Карим АБДУЛ-ДЖАББАР и его знаменитый «небесный крюк». Фото basket4us.com

Поскольку в баскетбол играют в шортах и без шлема, к игрокам приковано особо интимное внимание, от которого не ускользает ни одна гримаса и ни одно шевеление тела. Абдул-Джаббара осуждали и продолжают осуждать за угрюмое лицо и ту видимую безрадостность, с которой он перемещался по площадке. Накануне сезона-1975/76 его обменяли в «Лейкерс», где он выиграл два титула MVP за первые два года. Однако команда буксовала, и когда в 1979 году в составе появился Мэджик Джонсон, пресса увидела в нем спасителя. Его заразительная улыбка мгновенно покорила общественность. И тут же заставила подзабыть об эгоистичном одиночке Абдул-Джаббаре.

Несмотря на прекрасное осознание своей роли в дихотомии Джонсон – Абдул-Джаббар, Карима тянуло к новичку, из которого бил энтузиазм. Он начал приоткрываться, хоть и по-своему. Он предпочел объясниться с публикой через книгу, в которой в суровых деталях описал свою ненависть к белым людям и то, как это отразилось на его решениях в молодые годы. В то же время извиняться он и не думал.

В этом парадокс Абдул-Джаббара: человек достаточно печется о своем наследии, чтобы написать два мемуара и еще восемь книг, но отказывается пользоваться смягчением углов, шлифовкой оборотов и корректурой мыслей, что требуется от публичных личностей нашего времени. Вместо этого он просит вас принять его версию правды, пускай она и состоит в том, что в 68 лет он далеко не всегда цивилизованно ведет себя с детьми и не подает руку журналистам.

Абдул-Джаббар редко распрямляется во весь рост, чаще горбится. Таково обязательное требование мира, не приспособленного для таких высоких, как он. Зато в машине он растянулся на сиденье и, глядя на проплывающие облака, принялся постукивать по колену в ритм игравшему по радио джазу. Когда-то мечтал провести пенсию в особняке в Гарлеме, но людность и постоянное внимание выдавили его в пригород Лос-Анджелеса, по которому он мог перемещаться, не опасаясь заполненных тротуаров. Он разведен, у него пятеро взрослых детей, живет один.

На Пятой авеню нас завели в ресторан на первом этаже Эмпайр Стэйт. Абдул-Джаббар уместил себя в угол и заказал чизбургер. Когда принесли еду, Абдул-Джаббар клевал ее как птица. Но его настроение прояснилось. Он ухмылялся легкомысленному потоку околесицы, которую несла Моралес, хвалил ее деловую хватку, даже улыбался.

Он охотно рассказал о Джоне ле Карре и Эдгаре Аллане По, которые его восхищают, а затем перешел к разговору о собственной работе. Абдул-Джаббар пишет по три часа утром, до того как его голову «заражают всякие другие заботы». Все его книги написаны в соавторстве. Над историей темнокожего танкового батальона он работал с поэтом Энтони Уолтоном. Тот рассказал мне, что процесс работы с Абдул-Джаббаром заключался в превращении его находок – видеопленок, старых фото, библиографий – в повествование. «Я помню, как осознал, что вся книга – это история одного взвода, – сказал Уолтон. – Это же один из древнейших жанров, заложенный «Иллиадой». Хорошо помню, с каким возбуждением Карим обсуждал эту параллель».

Одни из самых, если не самые, великих спортсменов США — Билл РАССЕЛЛ, Мохаммед АЛИ и Карим АБДУЛ-ДЖАББАР. Фото amazonaws.com

В последние годы Абдул-Джаббар обратил свой взор к интернету, где нашел неожиданное призвание в роли востребованного обозревателя. Он писал о многих актуальных событиях – протестах в Фергюсоне, теле Серены Уильямс и Дональде Трампе. Последний недавно ответил на критику: «Карим, я знаю, почему пресса всегда относилась к тебе плохо». Его заметки были местами прямоваты и с избытком цитат Эрнеста Хемингуэя и Тони Моррисона. Его колонки демонстрируют изменение взглядов: он стал прагматиком.

Мне стало любопытно, как сложилась бы карьера Абдул-Джаббара, происходи все на 30 лет позже. Социальные сети стали прямым шоссе от спортсменов к их фанатам, отобрав у репортеров работу переводчика. Благодаря этому многие спортсмены говорят о своих политических взглядах куда более открыто, чем, скажем, пять лет назад. Во время беспорядков в Фергюсоне прошлой осенью игроки «Сент-Луис Рэмс» вышли на поле, подняв руки в знак солидарности. В декабре, когда шли протесты, связанные со смертью Эрика Гарнера, звезды НБА, в том числе Леброн Джеймс, Кайри Ирвинг, носили майку с надписью: «Не могу дышать» на предматчевой разминке.

Это были заметные знаки протеста, но все они меркнут в сравнении с рисками, которые брал на себя в ходе игровой карьеры Абдул-Джаббар. Его отказ выступить на Олимпиаде и его манера общаться с прессой вряд ли попадут в ретроспективы «Лейкерс», но в общественной памяти они живы. Ворвавшись в самую гущу сетевого обмена мнениями, где его имя может быть «твитнуто», «расшарено» и «лайкнуто», Абдул-Джаббар стряхнул пыль со своего наследия. Эксцентричный мужчина, чье безжалостное мнение вызывает у многих неудобство, наконец-то нашел свою аудиторию.

Абдул-Джаббар одевается вдумчиво и со вкусом. Почти все предметы одежды ему приходится подгонять или шить на заказ. В 1967 году журнал Life сфотографировал его во время примерки в магазине. Портной, чьи руки лежат на талии Абдул-Джаббара, стоит на стуле. Когда мы с ним снова встретились, примерно через месяц после похода в зоопарк, он был одет в простую, безукоризненно выглаженную белую рубашку и узкие брюки и носился по комнате в поисках пиджака. Мы должны были отправиться на встречу со съемочной группой документальной биографии с очень подходящим названием – «Карим: меньшинство одного». Карим Абдул-Джаббар – это баскетболист из Лос-Анджелеса. А Лью Альсиндор, парень, скакавший рядом с джазовыми клубами и на интерес игравший в баскетбол в знаменитом «Ракер Парке», – это космополит из Нью-Йорка.

Я спросил, не посещало ли Абдул-Джаббара желание играть в эру социальных сетей Twitter и Instagram, когда он мог бы простым способом обратиться к фанатам.

«Было бы здорово, – заявил Абдул-Джаббар. – Было бы действительно прекрасно, если бы я мог объясниться по-своему».

Он начал говорить о Мэджике Джонсоне, который несмотря на минувшие годы и разошедшиеся пути, все еще считается антиподом Абдул-Джаббара. Там, где Карим был мрачным, Мэджик был общительным и дружелюбным. Карим был «механиком», тогда как Мэджик творил. Как бы то ни было, Карим Абдул-Джаббар, баскетбольное пугало, был выкорчеван и спрятан подальше, приговоренный за свою непохожесть на Мэджика.

Мэджик ДЖОНСОН (№32) и Карим АБДУЛ-ДЖАББАР (№33). Фото wordpress.com

«Я понимал, почему он нравился людям, – сказал мне Абдул-Джаббар. – У него была обезоруживающая улыбка, и белые думали, что дела у него идут отлично. Они думали, что расизм его не коснулся. И, естественно, они ошибались. Но так уж они его видели. Глядя на Мэджика, белым было комфортно, комфортно быть собой».

Жалеет ли Абдул-Джаббар, что никогда не пытался навести мосты с прессой, дабы та помогла людям получше узнать его?

«О, да, и еще как, – воскликнул он. – Но тогда я не осознавал, как мой сердитый тон вредит мне самому. И я заплатил за это высокую цену».

РЕАКЦИЯ ЧИТАТЕЛЕЙ НА ЗАМЕТКУ ОБ АБДУЛ-ДЖАББАРЕ

ZolarKingOfMoney: Удивительный человек. Никому и ничем не обязан. Бог дал ему талант быть лучшим в игре. И Карим сполна заплатил за это. И вполне возможно не любить свою работу. Сколько таких людей. Мы настолько привыкли к конферансу спортивных деятелей любого цвета кожи, которые очаровывают нас улыбкой. Однако, когда мы встречаем по-настоящему вдумчивого и порядочного человека в обществе, и, если он не делает то, что мы ожидаем, то наша реакция становится странной. Кажется, проблема в нас, а не в Абдул-Джаббаре.

Дженд: Я помню, как ненавидел Карима, когда я был огромный поклонником «Никс» в эпоху Уиллиса Рида и Уолта Фрейзера. Ненавидя Абдул-Джаббара, я надеялся, что он присоединится к «Никс»!

Диана Чайз Полл: Давным-давно у меня была возможность поработать с Каримом. Да, мы называли друг друга по именам. Хотя я уверена, что он не помнит меня, но я всегда буду помнить его. Мой ответ автору этой статьи: у Карима ограничений больше, чем ему лет. Да, он всегда сидел в стороне и подолгу не стол. Он был удивительно чутким человеком. Я научила его некоторым вещам. И считаю его одним из самых дисциплинированных людей, которых я когда-либо видела. Мне нравится, что он нашел себя, как обозреватель. И я уважаю его вдумчивые и сбалансированные взгляды. Что-то я хотел автор этого показали.

Майк Пейн: Мне повезло – я присутствовать на матчах, где Карим и Уилт Чемберлен играли друг против друга. Ни один игрок никогда не достигнет того, что сделали эти двое. Эти двоя – величайшие люди когда-либо жившие. Боже, я ненавижу прессу из-за того, что она делает только раскол общества и заставляет стремится к этом остальных. Как можно не любить человека только из-за того, что он улыбается. Или ненавидеть его, потому что он черный?

jjjrs5: Меня поражает то, что Карим редко упоминается как «величайший баскетболист всех времен.» Его карьера в колледже и в профессиональной лиге не имеют себе равных. И неужели у людей есть какие-либо сомнения, кого выберет большинство, чтобы построить свою команду всех времен?

Карим Абдул-Джаббар

Американский баскетболист, лучший игрок в истории.

Карим Абдул-Джаббар (Kareem Abdul-Jabbar) родился весной 1947 года в Нью-Йорке. Самый выдающийся спортсмен 1970-х и 1980-х годов, исламист, поклонник различных единоборств и актер. После окончания баскетбольной карьеры сорока двухлетний Карим Абдул-Джаббар начал сниматься в кино.

Карим Абдул-Джаббар одержал победу над страшной болезнью: раком крови и костного мозга. Диагноз ему поставили в 2008 году, и спустя три года в его блоге в twitter появилась запись: «Прошел медицинское обследование. Здоров на 100 %».

• Фильмография Карима Абдула-Джаббара / Kareem Abdul-Jabbar

• The Savoy King: Chick Webb & the Music That Changed America (2011), Dizzy Gillespie, озвучка
• Whitepaddy (2006), Hank
• Bruce Lee in G.O.D.: Shibôteki yûgi (2000), играет самого себя / Hakim
• Эрнест баскетболист / Slam Dunk Ernest (видео, 1995), The Archangel of Basketball
• Противостояние / The Stand (мини-сериал, 1994), Monster Shouter
• Матрица / Matrix (сериал, 1993), Blind Man
• Мартин / Martin (сериал, 1992 – 1997), Doctor Skyhook
• Дядюшка Бак / Uncle Buck (сериал, 1990 – 1991), Judge
• Jake Spanner, Private Eye (ТВ, 1989)
• Bustin’ Loose (сериал, 1987 – 1988)
• Джамп стрит, 21 / 21 Jump Street (сериал, 1987 – 1991), Wesley Williams
• Amen (сериал, 1986 – 1991), The Wiz
• Сказки темной стороны / Tales from the Darkside (сериал, 1983 – 1988), The Djinn
• Аэроплан / Airplane! (1980), Murdock
• Различные ходы / Diff’rent Strokes (сериал, 1978 – 1986), Mr. Wilkes
• Хохмы / Laugh-In (сериал, 1977 – 1978), Guest Star
• Человек из Атлантиды / Man from Atlantis (сериал, 1977 – 1978), Thark
• Критическое положение! / Emergency! (сериал, 1972 – 1979), Man Stuck in Car
• Менникс / Mannix (сериал, 1967 – 1975), Jeff

New York Times пытается реабилитировать мрачный образ великого центрового.

Карим Абдул-Джаббар сидел в холле отеля Лэнгем Плейс в Нью-Йорке, положив руки на колени. Это была расслабленная поза, которая больше подходила для медитации на вечернем пляже или для отдыха после долгого путешествия на вершину горы. Он был одет в футболку с логотипом колледжа UCLA и джинсы, которые подчеркивали его худощавую фигуру.

— Здравствуйте, Карим. Я тот репортер, который будет ходить с вами весь день, — сказал я, протягивая ему руку.

— Хорошо, — сказал он. Стало понятно, что рукопожатия не будет.

Я сел рядом с ним. Он не сделал ни малейшего усилия, чтобы хоть как-то начать разговор. Как и я. Мы сидели в тишине.

В последние 50 лет Абдул-Джаббар находится под постоянным вниманием общественности, и все это время он раздражает практически всех журналистов, с кем ему приходится общаться.

Как темнокожий спортсмен, которого приняли все спортивные СМИ, особенно в его ранние годы, он вынужден был постоянно быть скромным и бесконечно благодарным «белому миру» за то, что они дали ему шанс стать богатым и знаменитым.

Абдул-Джаббар эту модель не принял. И, хотя многих темнокожих спортсменов его времени все-таки справедливо стали воспринимать как безусловных звезд (Билл Рассел, Мохаммед Али), Карим Абдул-Джаббар никогда не был по-настоящему принят спортивными болельщиками, несмотря на свои выдающиеся достижения.

Абдул-Джаббар согласился встретиться со мной по случаю выхода его новой художественной книги про Майкрофта Холмса, брата Шерлока, написанной в соавторстве с Анной Вотерхаус. Это первый роман Абдул-Джаббара, и уже десятая по счету опубликованная книга.

Его книги по своему уровню стоят намного выше большинства написанных автобиографий, которых навалом в любом книжном магазине. Он написал две невероятно искренние и справедливые автобиографии, две исчерпывающие истории становления афроамериканской интеллигенции, мемуары о взрослении в условиях Гарлемского Ренессанса и достойную восхищения книгу-исследование о темнокожем батальоне, воевавшем во Второй Мировой.

Но если он хотел поговорить о себе как о писателе, своих книгах или о чем-нибудь таком, то знака он никакого не показывал. Вместо этого вот уже 15 минут, он сидел и внимательно изучал свои ногти на руках со слабым выражением разочарования на лице.

Молчание прервало внезапное появление Деборы Моралес, энергичного менеджера Абдул-Джаббара, которая работала с ним на протяжении почти десяти лет. Абдул-Джаббар встал, молча направился ко входу отеля и украдкой взглянул на улицу.

Моралес вела дела Абдул-Джаббара с таким невероятным энтузиазмом, как если бы он все еще играл и выигрывал титулы с «Лейкерс». Ее усилия окупились: за последние несколько лет Абдул-Джаббар стал штатным колумнистом в таких изданиях, как Time, Esquire и Huffington Post, и множество раз выступал в качестве эксперта в политических шоу на каналах MSNBC и CNN. Перед камерой Абдул-Джаббар предстает крайне эрудированным оратором: он часто цитирует классическую литературу и рассматривает злободневные темы в исторической перспективе. Он очень редко, если вообще когда-либо, говорит о баскетболе или о своей карьере.

Убедившись, что на улице нет зевак, Моралес проводила нас в машину неподалеку. В машине играло радио, какая-то новостная станция. Моралес попросила водителя сменить станцию на джаз.

Моралес с большой радостью составила маршрут сегодняшнего дня. Она включила в нашу программу посещение зоопарка в Бронксе, а затем обед в Эмпайр Стейт Билдинг. Почему Абдул-Джаббар, который вырос в Нью-Йорке и которого всегда узнают в толпе, и который эту толпу не переносит, вдруг захотел посетить два самых многолюдных и заполненных туристами мест, я так и не понял.

В 10 утра Абдул-Джаббар быстро шел сквозь толпу. Зоопарк начинал заполняться школьниками. Дети смотрели на самого высокого человека, которого они видели в жизни, а сопровождающие их взрослые поворачивались к своим коллегам и шептали: «Посмотрите, это же Карим Абдул-Джаббар». А он шел быстрым шагом, стараясь их не замечать.

Мы смотрели на тигров и горилл, а также на маленьких козочек в «детском» зоопарке. Абдул-Джаббар, который безучастно смотрел на зверей, иногда вставлял фразы об их поведении или их естественной среде обитания. «У морских львов и волков одинаковый предок» — сказал он сухо. У меня сложилось мнение, что это человек, который предпочитает вместо нормального общения озвучивать набор несвязных фактов.

По настоянию Моралес, Абдул-Джаббар встал рядом с гигантским пауком, чтобы сфотографироваться и выложить эту и еще сотню других фотографий на его странице в Фейсбуке.

— Сделайте вид, как будто испуганы! — сказала Моралес, наводя на него камеру своего айпада.

— Но я же не напуган, — сказал Абдул-Джаббар. После уговоров Моралес он приоткрыл рот, прислонил ладонь к лицу и фальшиво изобразил смертельную опасность.

Когда мы подошли к клетке с выдрой, на него посмотрел молодой человек и сказал своему маленькому сыну: «Посмотри, это один из величайших баскетболистов за всю историю!» Мужчина протянул руку Абдул-Джаббару и сказал: «Боже мой… Карим».

Абдул-Джаббар моментально сгорбился и устало всмотрелся в пространство над головой мужчины. После того как стало ясно, что они не подвинутся, Абдул-Джаббар коротко кивнул и зашагал в другую сторону. Моралес подбежала к ребенку и вручила ему игральную карту с подписью Абдул-Джаббара. Отец перестал вглядываться в высоченную уходящую фигуру, повернулся к смущенному сыну и повел его за плечи к другой секции.

По всем статистическим показателям, индивидуальным или командным, Абдул-Джуббар — безусловная и непререкаемая легенда. Команда его школы, Power Memorial, рядом с Линкольн Центром, выиграла 71 матч подряд. С университетом UCLA Абдул-Джаббар, один из лучших игроков в университетском баскетболе за всю историю, взял три национальных чемпионата, а также завоевал множество личных наград в чемпионате NCAA.

За свою 20-летнюю карьеру в НБА он выиграл столько же титулов, что и Майкл Джордан (6), и на один титул MVP больше (тоже 6). Он возглавляет самых результативных игроков в истории НБА. И, тем не менее, во всех разговорах о его величии есть небольшая нотка раздражения, как будто его доминирование неоспоримо, и хватит об этом.

Он неоднократно пытался оставить своей след в истории через публикации. Еще будучи школьником, он устроился на работу на лето в местную газету, и после этого его литературные амбиции никогда не гасли.

Как-то раз он сказал писателю Гэю Тализу, что хочет быть спортивным журналистом.

— Это было так странно, — сказал позже Тализ, — Как будто он хотел стать кем-то другим. Как будто он был случайно заточен в своем огромном теле, а его реальные амбиции гораздо меньше. Он хотел быть человеком в пресс-ложе! Это очень неожиданно, особенно когда каждый сантиметр твоего тела сияет величием.

Сегодня же Абдул-Джаббар часто составляет компанию Тализу, сидя в ресторане Elaine’s, в котором собирается вся литературная элита Нью-Йорка.

— Он хотел быть там, вместе с остальными писателями, — говорит Тализ, — Он хотел общаться со Стайроном, с Мэйлером. И это так необычно. В нем есть что-то, что совсем не хочет быть частью этого великого спортсмена.

В 1983 году Абдул-Джаббар выпустил свою первую автобиографию под названием «Гигантские шаги». В своей книге он написал о взрослении в 50-е и 60-е годы и о своих родителях: об отце, играющем на тромбоне, который позже стал полицейским, и матери, стильной женщине из Северной Каролины, которая всегда хотела, чтобы их единственный сын получил достойное образование.

Будучи совсем юным, Абдул-Джаббар, которому при рождении дали имя Фердинанд Льюис Алсиндор младший, общался с разными людьми из приличных семей среднего класса. Все было хорошо до того момента, когда его лучший друг, светлокожий мальчик по имени Джонни, предал его в седьмом классе, назвав «человеком из джунглей» и «нигером».

«Я просто смеялся над ним» — пишет Абдул-Джаббар. «Пошел ты… ты… бутылка с молоком! Это был единственный белый предмет, который всплывал у меня в голове».

Когда он поступил в Power Memorial, Абдул-Джаббар уже был известен в городе как восходящая баскетбольная звезда. О нем писали в газетах и узнавали на улицах. Его тренером в школьной команде был вспыльчивый ирландец по имени Джек Донахью. Старик укрывал Абдул-Джаббара от журналистов и постоянно говорил со своей звездой о расизме, с которым он неизбежно столкнется. В 1962 году Абдул-Джаббар отправился на юг, чтобы вживую увидеть Джима Кроу, и там он столкнулся с тем, о чем ему позже рассказывал тренер.

— Я уже встречался с тем, о чем говорил мистер Донахью, — пишет он, — Он был уверен, что расизм исчезнет, когда погибнет последний расист, также думал и я. Честно говоря, я был уверен, что эта проблема уйдет совсем скоро, и если бы я смог хоть немного помочь в избавлении от этой напасти, я был бы счастлив. Конечно, я не готов был брать в руки ружье и идти на баррикады, но этот порыв был мне близок.

(Его отношения с Донахью позже испортились, когда однажды тренер сказал Абдул-Джаббару в перерыве матче, что он ведет себя как «нигер»)

Спустя год неизвестные взорвали Церковь в Алабаме, в результате чего погибли четыре темнокожие девочки, и еще одна частично ослепла. После этого порыв Абдул-Джаббара превратился во что-то намного большее.

— Я смотрел по телевизору, как совершенно несправедливо ругают темнокожих священников, и то, как эти события освещают СМИ во главе с Белым Домом Джона Кеннеди, и все мое мировоззрение перевернулось. Моя вера в человечество взорвалась как та церковь. А мой гнев был тем оружием, которое уничтожило эту веру. Я бы с удовольствием убил всех этих людей, от рук которых погибли те девочки.

Почти все ведущие университеты страны предлагали Абдул-Джаббару играть за их команду. Он выбрал колледж UCLA, где изучал историю и английский язык и где впервые прочитал «Автобиографию Малкольма Икса», одну из книг, которая сильно повлияла на его характер.

Вскоре после своего первого сезона в NCAA, во время которого Абдул-Джаббар набирал в среднем 29,5 очка с 67-процентным попаданием бросков с игры, комитет по правилам NCAA отменил броски сверху. Все игроки забивали сверху, но не так часто и с такой силой, как Карим. Это изменение в правилах получила название «Правило Алсиндора».

— Понятно, что они это сделали для того, чтобы противодействовать моему доминированию в игре, — пишет Абдул-Джаббар в «Гигантских шагах», — Как и понятно то, что если бы я был белым, то они никогда на такое не пошли. Броски сверху — это один из самых зрелищных элементов в баскетболе, и нет ни одной причины, чтобы отменять их. Кроме одной: чтобы этот «нигер» или другие такие же не смогли доминировать в нашем, белом, спорте.

В том же году Абдул-Джаббар отказался выступать за американскую олимпийскую сборную, мотивируя это тем, что он не хотел представлять страну, которая не относится к нему как к равному.

За этот поступок пресса выставила его на посмешище. Однажды на известном американском шоу «Today» Джо Гарагиола, бывший бейсболист, который в тот момент работал телеведущим, спросил у него, почему он не захотел играть за свою страну.

— Да, я здесь живу, — сказал Абдул-Джаббар, — Но на самом деле это не моя страна.

— Ну, тогда есть единственный выход, — сказал Гарагиола, — Может быть, вам стоит уехать из страны?

В 1969 году «Миуоки Бакс» выбрали Абдул-Джаббара на драфте. В этой команде он оттачивал свой коронный хук и выиграл три из своих шести званий MVP. Перед играми он сидел в раздевалке и читал книги, чтобы не встречаться с журналистами. Он стал пользоваться дурной славой среди представителей СМИ, которые, как думал Абдул-Джаббар, все время хотят его вывести из себя, задав провокационный вопрос.

Перед сезоном-1975/76 Абдул-Джаббара обменяли в «Лейкерс», где он выиграл еще два титула MVP за первые два года. Тем не менее, его команда не всегда хорошо играла. Когда в 1979 году в команду пришел Мэджик Джонсон, в прессе его называли «спасителем Лейкерс». Они полюбили его широкую улыбку и противопоставляли его Абдул-Джаббару, который был как бы высокомерным и эгоистичным индивидуалистом.

Несмотря на то, что Абдул-Джаббар очень переживал по поводу своей роли в тандеме Мэджик-Карим, в нем вновь проснулся энтузиазм. Он начал открываться миру, написав книгу, в которой он излил свою обиду на белых людей, что повлияло на решения, которые он принял в юношестве.

В этом парадокс Абдул-Джаббара: он человек, который переживает о передаче своего наследия другим поколениям, который написал две автобиографии и еще восемь других книг, но который в то же время отказывается от обычного общения, которое требуется от публичной персоны. Вместо этого он просит вас принять его версию правды, даже если это правда родом из 1968 года. Иногда ему бывает трудно вести себя спокойно с детьми, и он все еще отказывается жать руку журналисту.

Абдул-Джаббар редко когда вытягивается в полный рост. Скорее наоборот, он горбится: плечи он держит высоко, а подбородок часто прижимает к шее. К сожалению, это необходимость в мире, который не предусмотрен для таких высоких людей, как он. Тем не менее, когда мы все ехали в машине на обед, он, сидя на заднем сиденье, выпрямился и смотрел на пролетающее мимо нас небо, слушая по радио любимый джаз.

Он сказал, что хотел провести какое-то время после завершения карьеры в своем особняке в Гарлеме, но из-за постоянного внимания окружающих ему пришлось уехать в пригород Лос-Анджелеса, где он мог передвигаться по улице без внимания пешеходов.

Он разведен, и у него пять взрослых детей, три от бывшей жены Хабибы, и еще двое от других женщин. Он живет один. Недавно он перенес сложную операцию на сердце, но настаивает на том, что откровения от осознания смертельной болезни его минули.

На Пятой Авеню мы зашли в ресторан, который находится на первом этаже Эмпайр Стейт Билдинг. Абдул-Джаббар сел в кресло и заказал себе чизбургер. Он посмеивался над неумением Моралес мыслить логически, но отдавал должное ее деловой хватке. Казалось, он даже улыбался.

Он с восторгом говорил о том, как сильно он любит Джона Ле Карре и Эдгара По, а также о своем писательском труде, и о том, как он работает каждое утро по три часа. Когда он пишет художественные тексты, по его словам, он читает Элмора Леонарда и Росса Томаса. Когда он хочет написать что-то в другом, экспериментальном стиле, то читает Джиллиан Флинн (которая написала роман-бестселлер «Исчезнувшая») и немного Миранду Джулай.

Все свои книги Абдул-Джаббар писал в соавторстве с другими писателями. Над книгой про «темнокожий батальон» он работал с поэтом Энтони Уолтоном. Процесс написания книги совместно с Абдул-Джаббаром, по словам Уолтона, — это нескончаемые просмотры кинопленок, фотографий и библиографий, и превращение всего этого в связную историю.

— Представьте на минуту, каково это — быть Каримом, — сказал Уолтон, — Уже почти 50 лет он выше всех окружающих почти на полметра, да еще и с такой светлой головой. Он просто из другой вселенной.

В последние годы Абдул-Джаббар уделяет большое внимание интернету, где он проявляет себя как представитель общественного мнения. Он адресовал свои тексты Лене Данэм и Серене Уильямс, которые стеснялись своего тела, жертвам беспорядка в Фергюсоне и даже Дональду Трампу.

(В этой статье Абдул-Джаббар объясняет, что у Трампа гораздо больше общего с ИГИЛ (запрещенной в России организацией), чем с Америкой. В ответ на это Трамп распечатал эту статью и маркером написал между строк: «Карим. Теперь я понимаю, почему пресса над вами все время глумилась. (…) Вы не имеете ни малейшего представления об окружающей жизни и о том, как сделать Америку снова великой страной. С наилучшими пожеланиями»)

Эти статьи, в которых Абдул-Джаббар обильно цитирует Тони Моррисон и Эрнеста Хемигуэя, показывают изменения в подходе Абдул-Джаббара к политике: он стал прагматиком, который видит путь к «расовой гармонии» как постоянное движение, в рамках которого человек либо движется вперед, либо движется назад.

Мне стало интересно, как сложилась бы его карьера, если бы интернет появился уже тогда, 30 лет назад. Социальные сети дали спортсменам возможность общаться со своими фанатами напрямую, не приходя к помощи спортивных журналистов как к посредникам. Это позволило им чуть смелее высказываться на политические темы, что было невозможно еще пять лет назад.

Во время прошлогодних протестов в Фергюсоне игроки колледжа Сент-Луиса появились на площадке с поднятой рукой в знак солидарности протесту. В декабре 2014 года, во время протестов по делу Эрика Гарнера в Нью Йорке, Леброн Джеймс, Кайри Ирвинг и еще несколько игроков НБА вышли на тренировку в футболках с надписью «Я не могу дышать».

Эти протесты были выразительными, но они бледнеют по сравнению с тем риском, на который шел Абдул-Джаббар в своей карьере. Его отказ играть за олимпийскую сборную и нежелание общаться с журналистами все еще хорошо сидят в памяти у публики. То, что он решил высказывать свое мнение в интернете, где его статьей могут поделиться, ретвитнуть или лайкнуть, позволило ему немного модернизировать свой образ и наконец-то говорить то, что у него на уме. Старый человек с неудобными и жесткими взглядами, похоже, нашел свою целевую аудиторию.

Спустя месяц после нашей совместной поездки в зоопарк мы вновь увиделись в отеле Лэнгэм. На нем была безупречно выглаженная белая рубашка и классические черные брюки. Мы собирались поехать в Вилладж Вангард, где он должен был встретиться со съемочной бригадой, снимающей о нем документальный фильм.

Я спросил у Абдул-Джаббара, не жалеет ли он о том, что в его времена не было социальных сетей, типа Твиттера или Инстаграма, ведь они бы дали ему идеальную возможность общаться со своими фанатами.

— Да, это было бы здорово, — ответил он, — Было бы классно, если бы у меня была возможность выразить себя так, как я этого хотел.

Он начал говорить о Мэджике Джонсоне, которого, несмотря на прошедшие годы и разные жизненные пути, все равно представляют как противоположность Абдул-Джаббару. Там, где Карим был суровым и угрюмым, Мэджик был легок и приветлив. Там, где Карим был излишне академичен, Мэджик был креативным.

— Я понимал, почему люди его так любили, — сказал мне Абдул-Джаббар, — У него была потрясающая улыбка, и поэтому люди думали, что у него в жизни все в порядке. Они думали, что расизм его не коснулся. Конечно, они ошибались. Но именно это они видели, когда смотрели на него. Мэджик позволял «белым людям» чувствовать себя комфортно. С самими собой.

Я спросил у Абдул-Джаббара, сожалеет ли он о своих отношениях с прессой, и хотел ли он когда-нибудь повернуть время вспять и начать общаться с журналистами чуть лучше, в надежде на то, что они бы помогли окружающим понять его.

— Да, конечно, — ответил он, — Я просто не понимал тогда, какую боль это мне причинит.

Он отвернулся.

— И это стоило мне очень дорого.